Караваджо. Магия реализма
(статья для журнала «Фотоискусство»)

 

Выставка картин Микеланджело Меризи да Караваджо в ГМИИ им. А.С. Пушкина завершает Год итальянской культуры и итальянского языка в России. Впервые за пределами Италии в одном выставочном пространстве публике демонстрируются 11 полотен «гениального бунтаря» и «прославленного мастера» эпохи Возрождения из собраний Италии и Ватикана: «Юноша с корзиной фруктов» (Галерея Боргезе, Рим); «Обращение Савла» (Церковь Санта Мария дель Пополо, Рим); «Иоанн Креститель» (Капитолийские музеи, Рим); «Иоанн Креститель в пустыне» (Национальная галерея в Палаццо Корсини, Рим); «Христос в Эммаусе» (Пинакотека Брера, Милан); «Св. Франциск» (Национальная Галерея в Палаццо Барберини, Рим); «Положение во гроб» (Музеи Ватикана, Ватикан); «Поклонение пастухов» (Региональный музей Мессины, Мессина, Сицилия); «Бичевание Христа» (Музей Каподимонте, Неаполь); «Спящий амур» (Галерея Палатина, Палаццо Питти, Флоренция); «Мученичество св. Урсулы» (Коллекция Банка Интеза Санпаоло, Неаполь).

Художник родился 29 сентября 1571 года в Ломбардии, в городке Караваджо в семье каменщика. Получив первый профессиональный опыт на родине в мастерской миланского художника Симоне Петерцано – ученика Тициана, он отправляется в Рим в возрасте двадцати лет, где поначалу подрабатывает помощником у более известных мастеров, дописывая отдельные детали на картинах. Судьбоносная встреча с кардиналом дель Монте обеспечивает Караваджо первые самостоятельные заказы, и в его творчестве закладываются основы нового художественного языка. Караваджо стал одним из первых проповедников реализма. В отличие от идеализированного «святого» видения мира художников Ренессанса (к примеру, Беллини, Рафаэля, Тициана), Караваджо ищет прототипы героев своих картин на улицах, площадях, рынках, в тавернах: музыканты, римские мальчишки, цыганки, юноши, наделенные чувственной красотой. Караваджо утверждал,  что «слава Евангелия состоит в том, что Спаситель был сделан из плоти и крови» – и писал фотографии. Крестители и святые на картинах изображены земными и плотскими. Караваджо переворачивает привычные представления о живописи, делая ее более реальной и осязаемой. В качестве сюжетов взяты натурные мотивы, что превращает его произведения в жанровые картины  и максимально приближает к зрителю.

Ярким примером мировосприятия Караваджо служит работа «Юноша с корзиной фруктов» (1593, Рим, Галерея Боргезе). Ощутимость фигуры и точность живописной передачи фруктов на переднем плане подчеркивают реалистичность созданного мастером образа. Продолжая работать в этом направлении, художник создает такие произведения, как «Юноша с ящерицей» (1593, Фонд Лонги, Флоренция); «Лютнист» (1594, Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург); «Гадалка» (1594, Лувр, Париж); «Шулеры» (1596, галерея Кимбела, Форт Уорт, США); и другие. Основным лейтмотивом произведений становится тема радости бытия, наслаждения жизнью и естественности человеческой плоти: человек – как дитя природы. Натурализм и фотографичность достигаются при помощи ярко выраженной «скульптурной» светотеневой моделировки объемной формы – техника chiaroscuro. Столь резкое выделение изобразительного объекта из общей картины мира – индивидуализация образа – в живописи произошло впервые.

Упрямое преклонение перед правдой жизни многим его современникам казалось неприемлемым: в Караваджо видели художника, способного разрушить живопись и лишить ее духовности. Не смотря на то, что большинство произведений на традиционные сюжеты христианской мифологии, были заказными, Караваджо оставлял за собой право на свободную трактовку образов, и его разногласия с заказчиками порой превращались в конфликты. Персонажи религиозных картин Караваджо принадлежат к тому же социальному кругу, что и действующие лица его жанровых сцен, а техника живописи усиливают драматизм настроения его религиозных произведений. Таковы полотна «Обращение Савла» (1600), «Иоанн Креститель» (1602)  из собрания Капитолийских музеев Рима  и  «Иоанн Креститель в пустыне» (1603-1604) из Национальной галереи в палаццо Корсини в Риме, представленные на выставке.

Вершиной творческой зрелости Караваджо и одной из самых прославленных работ считается произведение «Положение во гроб» (1606, Музеи Ватикана, Пинакотека), которое поражает своей правдивостью и драматизмом. Персонажи картины словно по очереди выходят на ярко освещённую сцену: состарившаяся мать Христа, обращенная грешница Мария Магдалина, «любимый ученик» Иоанна и Никодим, а зритель чувствует себя участником даже не представления, а самой жизни, истории. Зритель задаётся вопросом, каким образом художнику удаётся воплотить величие момента в картине столь реалистично?

Существует множество точек зрения на техническую сторону мастерства Караваджо, так или иначе связанные с искусством фотографии. Известно, что художник использовал описанную ещё Леонардо да Винчи «камеру обскуру». Его мастерская представляла собой темную комнату с небольшим отверстием в потолке, через которое с помощью двояковыпуклой линзы и вогнутого зеркала отображались предметы, переносимые художником на холст. Настоящей сенсацией  стала статья исследователя флорентийского института «САЧИ» Роберты Лапуччи, опубликованная в ежемесячном журнале по искусству «Стиле арте» (2008). После тщательной экспертизы и анализа холстов художника Лапуччи обнаружила на них следы флуоресцирующих фоточувствительных субстанций. «Для того чтобы получить изображение, вам необходимо сделать из студии камеру-обскуру, нужна полная темнота, но проблема в том, что вы не сможете рисовать в темноте», – утверждает  Лапуччи. «Исследования показали наличие соли ртути в полотнах художника. Таким образом, «выжженные» изображения были бы видны в темноте, однако, исчезли бы примерно через 30 минут. Караваджо решил проблему с помощью белой краски, содержащей свинец, смешанный с сульфатом бария, который заставлял краску светиться в темноте. Эксперты считают, что эта теория объясняет огромное количество левшей на картинах художника, так как изображение становилось зеркальным, когда проецировалось на холст. Теория Роберты Лапуччи вызвала критику со стороны многих историков искусства, как обесценивающая  гениальность художника. «Его мастерство в определенных техниках никоим образом не умаляет его талант. Как раз наоборот: вы не станете Караваджо, если просто спроецируете изображение на холст и скопируете его», – комментирует Лапуччи.

Караваджо был революционером своего времени, создателем множества инновационных техник, наиболее известная из которых – chiaroscuro. Драматизм его полотен строится на контрасте светотеней, интерпретируемых как борьба добра и зла, жизни и смерти, радости бытия и безысходности. Мы привыкли видеть в художнике историческую личность, выразителя идей, эпохи, но он прежде всего человек со своими страданиями и страстями. Караваджо прожил недолгую (всего 39 лет), но очень яркую и динамичную жизнь, до сих пор вдохновляющую кинематографистов и литераторов, где создание гениальных картин соседствует с дуэлями и погонями, а за посвящением в рыцари следуют тюрьма, побег и скитания по разным городам Италии.

Караваджо писал саму жизнь, творил историю искусства, и именно поэтому реализм его картин стал  недосягаемым образцом для многих последователей.

---

Иной взгляд на творения Гауди

Ясное небо за окном самолёта Vueling Airlines, солнечные лучи на страницах бортового журнала. На обложке, конечно, творение Гауди. Дизайнерский коллаж с Домом Батльо (Casa Batlló), с балкона которого на меня смотрели роботы из звёздных войн. Кощунственно и странно…

Но ощущение от настоящей архитектуры Гауди возникло ещё более странное.
Словно маленький человек, хоть и гений, но человек из плоти и крови, пытался победить природу, превозмочь бога.
Художники всех времён учились у природы, он создал материю превосходящую живую, и оттого ставшую инопланетной.
Создания его обладают мощной энергетикой, да, это восхищение, но и леденящий ужас перед непознанным и невероятно опасным. Это иное бытие.
Я не претендую на истину, а как человек насмотренный только на взгляд.

Casa Milà (La Pedrera), знаменитая каменоломня

Я бы не смогла не то, что жить – уснуть в таком доме.

Где дымоходы на крыше напоминают инопланетян. Куда бы ни отправился бродить по этой крыше, они преследуют взглядом. Это не “зверинец”, как их называют, это злые духи космических запредельных пространств.

Над светлыми комнатами и галереями

располагается этаж-лабиринт, напоминающий адскую головоломку или орудие казни с кольцами, которые вот-вот начнут вращаться и перемелют, разрежут на куски любого заблудившегося здесь.

А вот то, что вероятнее всего, Гауди вдохновляло. Детство, как известно,  прошло у моря…

Но не замки на песке он строил, а нечто гораздо более прочное, нерушимое, как эти доисторические создания, миллионы лет существующие во Вселенной.

Parc Güell

Temple Expiatori de la Sagrada Família

Собор Саграда Фамилия – дело всей его жизни – вообще напоминает космический корабль пришельцев. Как только его достроят, глубоко под землёй взревут мощные двигатели, и корабль взлетит со всей толпой зевак на борту.

А сейчас он просто маскируется под горящую храмовую свечу, скульптуры напоминают капли оплавленного воска.
Слёзы далёких звёзд. Или зубцы неземных скал.

Внутри не лес и Луна, а нутро монстра-моллюска. Не свет, скорбь и благоговение, а подавляющий страх.

Лаборатория, где Спаситель висит под куполом какого-то инопланетного аппарата, где над ним ставят зловещие эксперименты.

Не знаю, если это и есть рай, то слишком уж он холодный и пугающий.
И невероятно далёк от земли.
Подумалось, что только встретившись с творениями Гауди, впервые в жизни так остро прочувствовала, поняла смысл фразы “нереальная красота”

---

Выставка Премии Кандинского

 

«…Данная выставка – итог наших впечатлений и размышлений относительно новейшего искусства России, с которым мы подробно познакомились благодаря «Премии Кандинского». Анализируя материалы, присылаемые на конкурс, мы пришли к заключению, что художники, которые заняты теоретическим осмыслением своей деятельности и являются создателями «конкурирующих программ», – чрезвычайно идеологизированы. Их концепции искусства не столько связаны с жизнью, ментальностью и формами коммуникации людей, сколько с той или иной идеологической программой, которая разрабатывается в сфере большой политики…»
В ПОЛНОМ БЕСПОРЯДКЕ. Русское современное искусство. Премия Кандинского 2007-2012

«Блестящая мысль» Николая Полисского

Работы, представленные на выставке

…экспозиция «Время Че» с чудовищными скульптурами в тёмном кинозале «Ударника» и загробным голосом, повторяющим какой-то бред…иконы из проволоки… экспозиции из разнокалиберных тапок… изуродованных книг…

Сама выставка вызывает смешанные чувства жалости и страха: современный художник – как инвалид, сооружает себе костыли из идеологий: религии, политики, толерантности, революции, глобализации… и хрен знает чего, как будто сказать нечего, но хочется – что  бы такого, чтобы зал замер в изумлении?
Гипертрофированная форма довлеет над содержанием.
Мечта о поиске эсперанто – единения в искусстве продолжает биться, но уже в агонии.
«Я говорю живописцам, что никогда никто не должен подражать манере другого, потому что он будет называться внуком, а не сыном природы в отношении искусства». Леонардо да Винчи
Сейчас природу заменило общество – конкретный социум, где живём, то есть Жизнь дробится на осколки «политик-идеологий», зависимость от «среды» приводит к разобщению и непониманию. Какой-то обратный путь получается – от глобального к мелкому. Подмена идеалов.

Мне всегда казалось, концепция – это мостик между сердцами, сокращающий расстояние мысли-чувства-понимания ЖИЗНИ – у которой априори никакой концепции быть не может. Художник есть Бог, это он творит Вселенную. После апокалипсиса в живых останется мечтатель и воспроизведёт Землю – новую, слепит из воспоминаний, любви и восхищения прошлым. Сначала чертежи Да Винчи, и только потом наука. По-другому не будет. Если всё истрачено и утрачено и времени больше нет, то – да, петля, пластик, изорванные в клочья книги. Мертвечина. Отчаяние.

Поражают лица охранников: если в Пушкинском – спящие на стульях старушки, то здесь плечистые молодцы, настороженно поглядывающие на посетителей, наверное, думают, мы все – психи.

Мне понравился только этот фильм:

«Мигранты». Екатерина Лазарева

Он о тополином пухе, который всех раздражает, и толерантности.
Вызывает сначала умиление, а потом вдруг понимаешь, что это нечто большее – сама жизнь.