Nostalgia trip. Записки с моря
День 1
Радуга под крылом самолета… теперь она навсегда останется внутри.
Сколько еще таких же сечений на сердце?
Аэропорт. Таксист:
– Ох, и ноутбук у вас! Вы – писатель?
– Даже не знаю.
– Значит, писатель. Только у писателей мысли такие тяжелые. Сюда много ваших приезжает творческий кризис морем излечивать. И все отвечают именно так. Я раньше художником был. Море писал маслом. Хотел стать вторым Айвазовским. А сейчас у меня свой таксопарк на пять машин. И знаете что, это гораздо полезнее всех этих споров со временем… А что вы пишете?
– Мистику.
– Боюсь, роман у вас здесь далеко уйдет от первоначального замысла. Смотрите, какая погода солнечная!
Синее–синее море и у самого берега – остов ржавого корабля. Странное сочетание…
День 2
Море! Сколько людей приходят на твой берег с молитвами, страхами, сомнениями, любовью, радостью… Они просят и благодарят. Плачут и задают вопросы. Сколько ты слышало разных историй, познало и хранишь в себе чужих тайн. Вот кому бы книги писать! Поэтому ты шумишь, шепчешь не в силах сдерживать все в себе.
А я беру полный чайник и усаживаюсь в кафе за столиком – подслушивать.
Чай с кардамоном обжигает, дыхание прибоя укачивает, тишина исцеляет.
Утром – слепящий солнечный свет и праздное шатание по набережной мимо всех, а вечером – твой шепот под звездами.
Луна в окне ледяная и как будто тоже соленая.
Получится ли у меня писать хотя бы одну ночь до предрассветных криков птиц?
День 3
Дождь не может идти вечно, но все равно идет. А после дождя воздух пропитан акациями.
Все чаще слышу слова: Тебе некуда возвращаться.
Время идет за мной по пятам и тоненькой щеточкой заметает следы. Многие улицы, дворики, площади… уже снесены и даже на старых картах городов, где жила когда–то, не существуют. Атлантида какая–то…
Улица Роз пока выстояла. Спасибо тебе, мой город–призрак!
Не спрашивай меня, есть ли жизнь на Марсе. Какая разница, если землянин туда никогда не долетит? Да и существует ли Марс для землянина?
День 4
Мне больно. Мне очень больно. Хаос внутри. Не проходит.
Я написала сборник повестей, несколько рассказов, роман. Хотела излечиться. Думала вычерпать его на страницы. Но он не только не запирается внутри листа, но и растет. По ночам зверем приходит во снах. Сжимает виски и запястья в лапах, и я чувствую, как уходит жизнь. Сочится из пор сверкающими чистыми и тягучими, как смола, каплями. Он жадно слизывает их шершавым, как наждак, языком, сдирая мне кожу. И моя боль превращается в наслаждение. А по утрам я хватаюсь за лицо, потому что мне кажется, у меня его больше нет. Потом выглядываю в окно или выхожу покурить на балкон: посмотреть, не умер ли ночью мир вместе со мной.
Кофейни почти пустые по утрам. Соленый ветер срывает остатки болтающейся плоти: со щек, с шеи, плеч…
А они ничего не видят: улыбаются и приглашают выпить с ними чашечку кофе. Но у меня же нет лица! И мне нестерпимо больно.
Они копаются в моей голове, вместо того, чтобы просто погладить, приласкать, успокоить…
Мне больно.
День 5
Дендрарий.
Черные лебеди – тоже парами, и тоже хранят верность друг другу.
Дело не в цвете – в предубеждении.
Но абсолютный свет есть тьма, а белое становится белым лишь на черном (остальные цвета дадут отражение).
Весной павлины не поют, а плачут.
Цветы – это живое воплощение счастья. Несколько часов в парке кажутся вечностью.
«Не думаю, что люди принимают такой простой факт: в жизни нет смысла. Мне кажется, из–за этого людям страшно неуютно» (Дэвид Линч)
– Неуютно? Смотри на цветы…
Это и есть возрождение, недаром же во всех религиях образ мира так или иначе сводится к цветущему лотосу.
Рыбы молчат. И им не о чем сожалеть. Они не предавали, не лгали, не оскорбляли друг друга. А наши слова отравлены ядом непонимания.
Почему мы не умеем молчать, как они?
Иногда мне кажется, телепатия спасет мир. Да, многие слабости придется признать в человеческой природе, не скрывать желания по углам. Но мы научились бы гнать злые мысли прочь, быть добрее и снисходительнее друг к другу. Не пришлось бы замалчивать радугу внутри. Очень часто бывает так, что испытываешь к кому–то нежность, но не говоришь об этом, откладываешь слова на потом. А потом – это почти всегда значит слишком поздно.
День 6
Я опять опоздала? Неправда! Я со всеми случаюсь вовремя. Приди я раньше, вы бы точно так же захлопнули дверь у меня перед носом. Потому что со мной рядом вам страшно. Что ж мне больше от вас ничего и не нужно. Я уже научилась подглядывать в замочную скважину и проходить сквозь двери. Просто я знаю: все мы – лишь остатки чужих снов.
Никогда не оглядывайтесь!
День 7
Хмурые набережные под косым дождем. Капли на сосновых иглах, как слезы. Мокрая собака дрожит у кафе. Смотрю ей в глаза, она прижимается ко мне, и какое–то время мы молча идем рядом, чувствуя друг друга. Почему меня нельзя любить, как эту собаку, просто за то, что когда–то шла рядом?
Почему от меня вечно чего–то требуют: или делай карьеру, или рожай детей. Все вокруг чего–то добиваются, барахтаются в волнах прибоя, а я стою и смотрю на море. Я знаю: войди я в воду (почувствуй жизнь) и больше я ее не увижу. Пока они все там толкаются локтями, чтобы заплыть подальше, солнце сядет, и никто из них так и не поймет, как прекрасно море на закате. А я смогу дождаться и увидеть багровый свет даже сквозь дождь.
Море ничего не прощает. Потому что вернуться не значит вернуть. Невозможно устать от любви, можно устать от памяти. Если новое чувство столь же сильное и настоящее, оно словно ластиком стирает предыдущее. С каждой любовью мы возрождаемся, живем и умираем. С каждым новым человеком начинается иная жизнь – заново, словно только что родились. Усталость от любви испытываешь лишь в промежутке между волнами. Правда, после штормов начинается штиль, и тогда жизнь становится невыносимой.
Хочется ветра!
День 8
Горизонт светлеет. Серое небо. Мягкие приглушенные краски. Море молчит сегодня. Штиль. Запахи йода и сосновой смолы и едва заметный – фиалок. Они тут повсюду цветут на побережье.
Длинные, как пляж, и долгие, как прогулки, дни безмятежного счастья. Здесь время течет иначе, словно в сутках больше часов или стрелки ленятся и еле ползут. Я пережила эту зиму! и даже не увижу, как грязью стекает весна. Сразу попала в дождливое лето. Мне нравится серый цвет и дождь тоже нравится. Утром гуляю по набережной, днем пишу, вечером пью вишневый чай. Теплый плед, обжигающий чайник и звезды над головой. Ночью вместе с луной пишу то, чем наполнило вечером море… если бы можно было так всю жизнь, я бы стала писателем. Потому что упорства мало, таланта и опыта тоже не хватит, если не будет условий писать. Поэтому многие бросают начатое: устают противостоять. Жизнь должна идти параллельно тонким запахом фиалок, а не затягивать в яму повседневности, рутины и абсурда. Голова должна быть свободной, иначе ничего не получится…
Нужна тишина вместо несмолкающих пустых телефонных разговоров и возможность наблюдать за людьми из любопытства, а не для того, чтобы отражать удары, защищаясь.
Странные вещи заметила за собой:
Почти ненавижу свои предыдущие рассказы, потому что когда пишу новый, представляю реакцию редактора: а тот был лучше…
Но тот во мне уже отшумел! Новый ярче, сильнее, острее.
Из всех, кто меня окружает: мужчины, мальчики, девочки, женщины – могу слепить одного идеального персонажа и влюбиться в него, как в живого. А потом уже даже не знаю, к кому из них чувства сильнее…
День 9
Постмодернизм – это умелая игра со штампами. В нашей сегодняшней жизни уже все – штамп. Никто не сможет писать, как Набоков: окружение у нас иное.
Поэтому небо – голубое, если ваш персонаж дизайнер: он мыслит в CMYK (лазурным будет у художника). Можно, правда, научить его играть на саксофоне, и тогда небо станет грустным (blue, блюз, грусть).
«Селедочное небо» (такое с желтыми проблесками на сером фоне) может увидеть лишь человек, который собирается убить «двойника», заставить жену получить посмертную страховку за себя и сбежать от нее с деньгами. (Набоков. «Отчаяние»).
Склизкое масло эмоций в банке жизни сардин.
Девочке–подростку такое небо покажется просто хмурым, или, если она влюблена, увидит крылья жар–птицы.
А после любви зачастую льется кровь – в прямом смысле. Взял Верлен пистолет и прострелил ладонь Рембо. Думаю, крови с него натекло с полтазика.
Одиночество, любовь… В детстве я спрашивала бабушку: А ты дедушку любишь?
Бабушка задумчиво отвечала: Вот спроси меня, люблю ли я свою руку, не смогу ответить. А теперь попробуй ее отпилить…
День 10
«Кем была бы красота, если бы себя сознавала» (Пелевин «Чапаев и Пустота»)
Девушка в холле гостиницы – очень красивая, ей скучно, листает журнал и периодически поглядывает на проходящих мужчин. Все идут мимо.
Смотрю на нее и наслаждаюсь: длинные ногти, ноги, волосы. А еще лениво прикидываю количество часов на утренний марафет.
Через зал идет мужчина, садится ко мне за столик: Вы очень красивая.
Да, только не накрашена, с пятидневной нерасчесанностью и вообще выгляжу, как чмо (отпуск у меня, могу себе позволить). Расхожий штамп о том, что к некрасивым подходят быстрее, слышала, неправда, по крайней мере, не так часто – не так уж и много неуверенных в себе мужчин (ни одного не встречала, если честно). Да и смысл время тратить на некрасивых?
Может, мужчины воспринимают красоту иначе, чем женщины? Потому что у меня красота ассоциируется именно с ухоженностью. А у них?
Или еще вариант: один мой бойфренд все пытался меня отучить говорить «спасибо» в ответ на комплименты. Это как идти по мокрой набережной и все время твердить: дождь идет, дождь идет, дождь идет. Набережная лишь пожимает плечами в ответ: Ну и что? Я знаю. Так и должно быть в это время года.
Может действительно, если воспринимаешь мир как должное, он перестает на тебя реагировать?
День 11
Ветер наконец–то сделал уборку в небе, разобрал завалы туч, выпустив звезды на волю. Завтра будет шторм, а пока звезды дрожат так близко, что кажется, подпрыгну повыше, и они запутаются в волосах. Одна отделилась ото всех и падает. Не может вообще–то, апрель сейчас, не август. Но мне все равно совершенно нечего загадать. Парадокс счастья – в отсутствии желаний. Потому что его коэффициент пропорционален скорости удовлетворения. Чем дольше ждешь, тем меньше хочется.
Нет, не звезда, самолет. «Физически почувствовал тебя в небе», – некоторые люди меняют нас навсегда. И если вечное возвращение пифагорейцев существует, то возвращаться стоит, чтобы меняться снова и снова. Интересно, а можно ли отправить послание самому себе, в одно из таких возвращений, если да, то на чем его записать?
День 12
Снилось, что на самом деле я – чужой сон.
Мой таксист, похоже, был прав. Не мистика это. Теория множественности миров Хью Эверетта – реалии и проза наших дней. Встречаются двое, и какое–то время весь мир – на двоих, потому что один без другого себя не представляет. Потом что–то происходит, и они расстаются. Теперь вместо одной – две реальности. И каждого из них по двое. Он хранит ее в остатках воспоминаний и снов, она – его. Потом каждый из этих двоих встречает еще кого–то. И так до бесконечности ветвятся дорожки, множатся образы, как случайные лица на фотографиях на Карловом мосту в Праге.
Адлер чем–то на Прагу похож, может, потому что я скучаю по тебе?
День 13
Домики, утопающие в цветущих садах, одноэтажный город, улицы Роз и Магнолий… Как–то не верится, что все это скоро исчезнет. Олимпиада. Сочи срочно превращают в столицу мира. Отовсюду уже хищно скалятся недостроенные высотки. Местным жителям, конечно, хорошо быть столицей. Но приезжим… Мне жаль эту уютную совковость кинотеатров «Октябрь», магазинов «Продукты», «Столовых», насквозь пропитанную воспоминаниями детства и юности. Спасительная тень кипарисов, мороженное в вафельном стаканчике за три рубля, папины, а потом первые мужские руки. Ностальгия!
То кафе, где мы встретились, сохранилось. 11 лет прошло! Ничего не изменилось: львы по–прежнему грустят у входа, внутри разливают глинтвейн с медом и варят дурманящий кофе из Арабики, храня все рецепты в тайне от посетителей. Чувствовала ли я тогда свои сегодняшние шаги? Наверное, да.
– Тебе как будто постоянно не по себе со мной рядом.
– Меня больше нет.
Лишь спустя много лет я посмотрела «Inland Empire» Линча:
– Это больше, чем любовь!
И следующей сценой – кусок сериала о кроликах – низшем звене в пищевой цепочке.
– Она теперь высоко над печальными днями, – звучит в финале.
Можно растворяться в другом без остатка, если знаешь, что после того, как вода испарится, от тебя хоть что–то останется на дне бокала. Кристаллизуется. Не превратится в пар.
Хемингуэй писал: Земля плывет три раза.
Три! Максимум. Большинство из нас проживут жизнь, называя словом «любовь» совершенно иные чувства. Но испив лишь глоток, всю жизнь стремишься найти его повторение в каждом случайном встречном, боясь не успеть, не узнать, пройти мимо.
А найдя его, отпустить, как уже отпускала когда–то.
Потому что каждое утро просыпаешься от теплого дыхания рядом, которое сама могу согревать еще долго, не сгорая и не обжигая. Я не хочу исчезать.
В жизни всегда есть выбор: либо теряешь себя, либо тех, с кем плыла земля; либо уйти, либо остаться.
«Хотя тебе было бы бесконечно легче просто неудержимо хотеть остаться» (К. Кастанеда)
День 14
– А я тебя так ждал вчера…
– Но я заказывала экскурсию на воскресенье. Воскресенье – сегодня!
– Да? Наверно, в «Приморской» опять что–то перепутали…
Яблони зацвели: от побережья и до самых подножий гор, сотни километров белого терпкого благоухания. А в горах туман и снег. У подножий гор – осень, на вершинах – зима, мокрые сноубордисты и лицо нещадно сечет снег. Из лета – в зиму, словно назад во времени. Пересмотр, реставрация событий. Есть такой метод в психологии и криминалистике: возвращение к исходной точке с целью вспомнить каждую мелочь шаг за шагом.
– В Красной поляне исконное население (кавказские племена) в 1878 году сменили понтийские греки. Они пришли сюда осенью: папоротник в ущельях гор был красным, как кровь. Отсюда и название. За Кавказ многие воевали, многим принадлежала эта земля, но название так и осталось. Ничто его не сотрет. Многие древнегреческие мифы обрели второе рождение в горах Кавказа.
Жаль, что у меня нет с собой диктофона. Это я пишу о мифах и истории Древней Греции? Да я ничего не знаю о ней!
– Дай, угадаю, ты преподавал историю студентам в университете, они достали тебя своим нежеланием учиться, и ты решил стать экскурсоводом.
– Нет. Раньше я был спасателем. МЧС. Списали. Я такой же турист здесь, как и ты. Приехал, влюбился в город и остался здесь жить. Мне было интересно читать, изучать его историю. Я знаю здесь каждый камень, но всегда есть что–то новое, я не перестаю ему удивляться. После моих экскурсий некоторые туристы точно так же решили остаться. Шестеро уже живут и работают в Сочи. Мэр хотел превратить город в миллионник. Вот, стараюсь… (улыбка)
Я молчу о том, что когда–то тоже приезжала сюда, чтобы остаться. Но я приезжала не ради города, а ждать того, кого отпустила, обратно. Потому город меня и не принял. Зато полюбила Москва. В Старый Арбат я влюблена так же, как он в цветущие яблоневые сочинские сады.
– Я заметил, ты плохо ориентируешься в городе. Могу показать тебе такие места, куда нет ни одной экскурсии.
…Ночной город со смотровой площадки в Хосте, как на ладони.
– Тебе нравится Сочи?
– Да, но я лучше буду сюда приезжать. Знаешь, я была на Санторини. Там очень красиво, белый–белый остров, синее море, безоблачное небо… не передать словами. Его часто называют островом художников, но молчат о том, что художники, прожив на острове несколько лет, бегут оттуда обратно на дождливый материк. Потому что когда человек безмятежно счастлив, вдохновение уходит. Они не могут творить посреди такой красоты. Им нужны серые будни, чтобы было желание их приукрасить. А в Раю начинается деградация.
– Да, я знаю, что такое деградация. Я десятки людей спас из огня. Никто ни разу не благодарил, не было даже радости возвращения на лицах. Когда людей вытаскиваешь с того света, они в таком шоке, что даже не осознают, где находятся, не осознают себя, значит, не видят и нас. Лишь щенок мне сказал «спасибо». Тушили какой–то дом, в сарае, слышу, кто–то пищит. Разрезали металлическую стену. Он мертвый уже, задохнулся. Но я взял его на руки: тепленький такой трупик, еще гибкий. Зажал его сопливый нос двумя пальцами и вдохнул воздух в пасть. Левую часть груди пришлось массировать целиком: маленький, непонятно, где сердце. Такое странное искусственное дыхание собаке. Щенок захрипел, завизжал, потом вылизал мне лицо. Это невероятное чувство: знать, что приносишь пользу. Мне кажется, без этого невозможно жить. А потом меня списали. Шел вечером по улице: двое сзади монтировкой рассекли голову, вычистили карманы. Смерть видел: такая в черном капюшоне, только без косы, и чувство, которое испытываешь там: Облегчение. Словно все дела уже завершил, и больше никуда не нужно спешить. Но я выкарабкался. Земля тряслась под ногами после выхода из больницы, запахов, вкуса пищи не ощущал. Потом восстановилось. Но меня не взяли обратно. Еще ладно бы при исполнении пострадал, а то так нелепо все… Лет десять еще можно было работать! Жизнь казалась бессмысленной. Деградацией. И тогда я решил начать все с нуля. Приехал в Сочи…
Я молчу о том, что писала повесть и сценарий о спасателях «Звонок на небеса», по сценарию кинокомпания RWS даже хотела снимать фильм для канала Россия. Хорошо, что не сложилось. В топку его. Никакие они не Ангелы. Нет вины, которую искупают, а сердце еще как бьется. Просто спасать мир, это невероятный кайф, это то, ради чего стоит жить. Но напиши я это, редакторы сразу завопят: Банально!
Можно цинично предположить, что водитель, наслушавшись историй своих пассажиров, потом вешает лапшу на уши доверчивым девицам, вроде меня, чтобы те открывали рты для поцелуев. Но некоторые вещи можно так описать, лишь являясь их очевидцем: я словно сама шла четвертой в вашей связке сквозь дым, когда закончился воздух в баллонах, и мне было так же страшно…
– А теперь я расскажу тебе о тебе, а то ты все время молчишь. Представь дорогу, а себя – за рулем. Опиши мне все, что видишь, включая машину.
И мне вспомнился Тунис. Дорога на закат в пустыню. Раннее утро, гладкое, словно зеркало, синее–синее небо, без единого облачка. Ровная дорога посреди полей, бесконечный горизонт. За иссушенную раскаленную почву цепляются яркие цветы: красные, желтые, фиолетовые. Кое–где попадаются оливковые деревья. Я знаю, что скоро я поеду мимо оливковых рощ, потом дорога уйдет круто в горы, – высота, от которой захватит дух, горы сменит прохлада пальмовых оазисов. Я не хочу торопиться. Я знаю, что до заката в пустыне у меня достаточно времени, чтобы пересечь всю страну и насладиться ее видами по дороге. У меня блекло–голубой Nissan Micro (маленькая удобная машинка, автомат, едет почти сама). Пустую трассу пересекает сплошная полоса (то есть сначала я представила себе несколько встречных машин, но потом подумала: это же моя дорога, пусть она будет пустой). Я еду по своей полосе, не нарушая, ни быстро, ни медленно, чтобы можно было смотреть на оливковые деревья. Окна в машине открыты, я наслаждаюсь встречным ветром, солнцем и тихой музыкой.
– Дорога – это твоя жизнь. Странно, что ты видишь ее так далеко. Закат в пустыне, это по сути ее конец. Люди обычно представляют себе лишь отрезок пути. Поля вокруг тоже редко кто видит: наверно, ты – человек мира, не замыкаешься в себе, видишь другую жизнь по краям своей дороги. Сплошная полоса – делишь мир на черное и белое и не нарушаешь, даже если никто не видит, никому не переходишь дорогу, потому что очень любишь свою – вдоль оливковых рощ. Маленькая машинка – это ты сама. Горы – свершения, пальмовые оазисы – награда за них. Но пустыня, пустая трасса – это одиночество…
Я задумалась о том, что никогда не мечтала стать писателем, как мечтал Артуро Бандини (Джон Фанте): «ах, хочу писать, но не о ком!». И не я выбирала свою дорогу, она нашла меня. Просто мне всю жизнь встречаются люди с какой–то странной, почти исключительной судьбой, и я не могу молчать о них (мне бы хотелось, чтобы не было встречных машин, но они есть!).
А еще получается так, что я пишу рассказ, повесть, роман, сочиняю героя, а потом этот герой приходит в мою жизнь. И судьба его многогранней и ярче, чем та, что я ему придумала, не зная его. И тогда мне ничего не остается, как снова сесть и начать писать – уже новую историю, новую версию реальности. Вверх по спирали. Новый ее виток.
Я не знаю, каким будет «Проникновение», но мне кажется, что это и есть моя дорога, и именно в названии смысл. Я проникаю в людей, они проникают в меня. Спасенный щенок навсегда останется еще одним сечением на сердце. Да, у меня в прозе много собак, потому что в отношении к ним виден сам человек, и автору больше не нужно ничего объяснять.
Все хорошо, вот только бы еще научиться не оставлять сечений на сердцах людей после себя, не становиться радугой внутри, которую всю жизнь ждут, а потом помнят о ней…
День 15
Сегодня гора Ахун стала обсерваторией. Четко просматривается даже млечный путь, все созвездия зодиака. В созвездия скорпиона и стрельца краешком врывается змееносец: нога и опущенная голова змеи. Утраченный, скрытый 13й знак зодиака. Людям, которые под ним рождаются (это где–то конец ноября – начало декабря), суждено познать все тайны мироздания. Может, поэтому утраченный знак? Кто осмелится сказать простому смертному, что он новый мессия. Никто. А если участь не предопределена, она может меняться. Незнание спасает от многих бед.
Где–то недалеко, к одной из этих скал, на растерзание орлам был прикован Прометей.
Рембо вспомнился: «Поэт – поистине похититель огня».
– Я читаю древнегреческие мифы, ты рассказываешь их кавказское продолжение. Собираем мозаику. Не знала, что была еще девушка–черкешенка Агура, промывающая Прометею раны, которую Зевс превратил в реку, и теперь она журчит, поет ему песни…
Прометей мне снился, я была им в образе орла (лезгинка, полет в Страну Теней).
Гностики очень верно объясняли несправедливость сущего: Мир создан богом Демиургом, он слаб, ему свойственны человеческие пороки, отсюда все несчастья, войны, катастрофы. К тому же он был ревнивым, как и люди: Не сотвори себе кумира кроме меня, – это его слова. Но есть высший свет, который ничто, и лишь наблюдает за происходящим здесь, на Земле. Частица этого света есть в каждом из нас. Найди ее и обретешь покой. Почему христиане сожгли и вырезали всех гностиков тоже объяснимо: церковь – посредник, а их «мир не в домах из камня и дерева» не входил в планы «духовного» обогащения. Поэтому всем внушили, что на Земле нужно страдать. Мол, страдание полирует человеческий лик, и тогда в нем отражается Бог, как в зеркале.
Мне неуютно в церкви…
«Мир воды, ветра, земли, огня. Незримый, но видимый Храм. Моими тропами пронизана вся Земля, но как одиноки люди, как мало их следуют по ним» (вольный перевод мистерии)
– Я хочу, чтобы ты помнила эти звезды. Ты похожа на ребенка, о котором хочется заботиться, оберегать от всех бед, чтобы ему оставалось лишь одно: улыбаться…
Я видела много счастливых глаз. На меня смотрели и смотрят, как на «подарок небес» («Надо накупить разноцветных ленточек, завязывать на тебе кучу бантиков, усадить на стул посреди комнаты и ходить разглядывать со всех сторон»).
Наверно, я даю им свет. Наверно, я – бальзам на раны. Наверно, я не зря хожу по земле. Потому что единственное предназначение человека – быть счастливым и делать счастливыми других. Наверно, мне это удается.
«Моя жизнь – это танец, засевающий поля радости, где нет усталости»
День 16
Изначально Кавказ исповедовал христианство. Но их просто бросили. Сначала ушли греки, потом русские позабыли на время о земле. И тогда турки обратили (насильно) всех в ислам и призвали к священной войне – к Газавату…
Война то скрыто, то явно идет до сих пор, но по ту сторону границы – Абхазия и дальше.
Здесь же большинство живущих – христиане.
Странно, Пасха давно закончилась, а они все приветствуют друг друга словами «Христос воскрес» и красят страусиные яйца (много страусиных ферм вдоль побережья, страусы у них – куры, а петухи – только в Дендрарии голосят на пальмах, как павлины).
Почему–то вспомнилось вербное воскресение Древнего Египта, рождение богов. Бог Тот был тайно влюблен в богиню Нут, ему хотелось детей. Но она не могла зачать (бесплодие). И тогда Тот выиграл в сенет у Луны 1/17 каждого лунного цикла. Всего 5 дней – к 360, уже бывшим в календаре. В течении этих пяти дней – после весеннего равноденствия, после полнолуния родились боги Осирис, Гор, Сет, Исида и Нефтида. В общем–то, это и есть наша Пасха. По времени совпадает и по легенде (богиня Нут проглатывает своих детей, чтобы потом снова выпустить их на небо: смерть и воскрешение).
Многие ученые считают, что Евангелия нельзя понимать в том прочтении, в каком они даются сейчас. Слова были переведены неправильно, утрачены, искажены теми, кто записывал их впервые после «из уст в уста» и разбросанных по миру священных текстов. К тому же далеко не все Евангелия вошли в Библию, гностиков как раз и выбросили за «неверие Фомы». А в каждом утраченном слове (тексте) – ключ к разгадке бытия. Неверно собранная мозаика искажает картинку мироздания.
В основе всех современных религий лежат очень древние магические символы языческой веры, с течением времени приспособленные и измененные под нужды общества. Это уже не вера, а ее жалкое подобие. Вино, разбавленное водой. Сила – в первоисточниках. Язычники поклонялись силам природы. Современный человек уже сам не знает, во что верит. И чем дальше уходит от природы, тем слабее становится.
Интересное предположение вычитала о драме Христа.
У язычников был опыт мистерий: посвящение новобранцев в ряды мистиков в виде разыгрываемой драмы о смерти божества. Символом воскрешения служило брошенное в землю и проросшее зерно. Сложный путь постижения тайн бытия. Часто, но незаметно, мелькает идея о том, что драма Христа была поставлена в качестве такой мистерии. Убийцы были актерами, но театр настоящим – вся Израильская земля. С актерами еще понятно: им сказали, что нужно сыграть, они сыграли. «Драма – внутри нас, и мы должны сыграть ее по–настоящему». В Евангелии от Иуды говорится о том, что Христос изначально знал о своем пути, и это Иуде (как его единственному прямому ученику) впору было просить «Да минует меня чаша сия» (предательство), но оба они были должны исполнить предназначение, сыграть свои роли, оба были избранными, а значит обреченными.
Но кто тогда был режиссером всей этой чудовищной постановки?
День 17
Меня всю жизнь водили и водят за руку. Да, меня нельзя оставлять одну, и я ничего не могу с этим поделать. Я угадываю своего спутника в соприкосновении ладоней (необъяснимая энергетика) и не заставляю его играть в глупые игры а–ля «завоюй меня» (их придумали люди, которые не умеют полноценно жить). Мы лучше потратим это время на нежность. Мужчину, который чувствует меня своей («кажется, знал тебя всегда»), я не разочарую, даже если сдамся неожиданно скоро. Ведь мы не играем.
На небесах скучают Ангелы – наши двойники. Они не могут заняться любовью: у них нет тел. Зато могут совершить обряд проникновения: две светящиеся тени на миг сливаются, проходят друг друга насквозь и расходятся. Но остается что–то, как огонек внутри, что стоит у нас за плечами, шепчет теплым дыханием в сердце, подталкивает навстречу друг к другу, меняя наши пути.
Моя рука полностью умещается в широкой ладони…
Я иду рядом и думаю о том, что счастье с болью неразлучны и точно так же держатся за руки, не разнимая их никогда.
Но можно утешаться мыслью, что больно будет потом.
Интересно, во скольких реальностях я до сих пор жива? Пришлите хотя бы открытку…
День 18
Дождь, дождь, дождь! После пяти дней белесого слепящего солнца.
Мой первый крупный штраф на работе был за опоздание на деловую встречу: я стояла на улице в двух шагах от двери офиса и смотрела на капли дождя, сверкающие на ветках деревьев… Целый час. И готова была заплатить больше за эти неисполнимой и невозможной красоты слезы природы.
Дождь, шторм… они надвигались на побережье жуткой желтой дымкой, казалось еще немного и город снесет огромной волной, как в кинофильме «Послезавтра».
Я нереально люблю дождь! Не могу себе этого объяснить. Взрыв эмоций. Связь с чем–то великим. Настоящая любовь между небом и землей. Я ненавижу зонты, а близкие ненавидят меня за мой кашель, потому что мокну постоянно и простужаюсь в обход всех их забот обо мне (десять подаренных зонтиков, покрытых пылью времен не хуже Египетских пирамид).
Но это непередаваемые ощущения: раздеться и бегать босиком по двору под проливным дождем…
– Я никогда не мечтал. Мечтать я начал на больничной койке. Первой мечтой стало пробежать босиком по полю росы, почувствовать холодок настоящей зари…
Зари не видно, небо похоже на черную дыру, льет как из ведра…
Но могу поклясться: никто и никогда не испытывал такого восторга!
А ангина будет только завтра или … послезавтра…
Жизнь прекрасна!
День 19
– Ты постоянно мне снишься. Странное ощущение: ты рядом и одновременно во сне.
– Что мы делали?
– Плыли на белой–белой яхте, и на тебе был такой же белоснежный купальник.
– А берег ты видел?
– Нет, берегов не было.
– Все сон. Нет тверди под ногами. Все течет, меняется, ускользает. По мнению многих мистиков и даже ученых реальность вообще существует только потому, что мы наблюдаем за ней.
– Неправда! Я держу сейчас тебя за руку – это реально. Мы существуем.
– Это ненадолго…
Я была любовницей музыкантов, поэтов, героев… им всем нужна хрупкая, звенящая на ветру муза. Я была ею. Струной, которую заставляют петь. Они говорят–говорят–говорят мне обо мне. А я потом подхожу к зеркалу и не вижу того, о чем они говорят.
– Человек не может воспринимать себя адекватно.
Наверно. Но все чаще мне кажется, что внутри меня живет зеркало их иллюзий: каждый смотрит в меня и видит только то, что хочет.
День 20
– Жаль, что из всех запахов твое обоняние не восстановило самые важные: цветочные, моря, человеческие. Есть такое явление синестезия: смешанные чувства, когда звукам придается цвет, запахам ощущения. Все, в конечном счете, – эмоции. Я могу описать тебе пронизывающий побережье запах яблонь или роз, которые даришь мне каждый вечер.
– Роз.
– Розы – единственные по–настоящему живые цветы. Это как пульс. Маленькую синюю венку на запястье прижимаешь чуть–чуть и чувствуешь теплое биение, которое становится все сильнее, сильнее, сильнее, пока твой собственный пульс не начинает биться в такт. Тебя словно захватывает мощный поток энергии. Так запах роз распространяется по комнате: сначала тонким биением, легким прибоем, который превращается в мощный шторм. И его соленые брызги еще долго чувствуешь кожей, слизываешь с губ. Запах словно обволакивает тебя со всех сторон, сопровождает повсюду, куда бы ни шел.
Я молчу о том, что когда ты уезжаешь на работу, твой запах бродит со мной по улицам города. И я чувствую твой вкус на губах. И не проси меня описать тебе мой собственный запах: я его даже не знаю, зато чувствуешь ты, на уровне подсознания, как дельфины ориентируются в море, слышат звуки под водой на многие километры, при помощи эхолокации.
День 21
– Мы тут с тобой перьями уже обрастаем, как Ангелы…
– Это из подушки. Выбрось.
– С тобой хочется быть во всех состояниях. Ты очень естественна…
Вот оно определение красоты глазами мужчины: естественность.
– Зря я его выбросил, можно было бы поводить им по тебе. Человеческое тело скрывает в себе массу неизученных возможностей. Наверно, можно потерять сознание от наслаждения, но для этого нужно быть очень долго друг с другом, привыкнуть, найти те самые ключики и знать, как их поворачивать. Мне бы хотелось сделать это с тобой.
Взрослые люди, если любят друг друга, то все равно – как дети. Изучают глазами, на ощупь, нежно и жадно, словно только что съели то самое первое яблоко, а до этого и не было никого. Искренне и откровенно. Когда чувствуешь другого, как себя самого. Полное доверие и защищенность, ощущение безопасности, как в детстве, если положить маме голову на колени. Что бы ты ни делал, это воспримут с восторгом, потому что приносишь радость.
Пока радость…
У меня надежные союзники: время и расстояние. Они сотрут все, даже самое–самое сильное чувство.
День 22
– Я хочу быть с тобой всегда. Я разыщу тебя в Москве, даже если сменишь номер телефона, как дельфины находят друг друга в море.
Необязательно менять номер, существует услуга «черный список»: для его обитателей в трубке будут раздаваться лишь ледяные и безысходные, как московские зимы, звонки. А я даже не узнаю, был ли мой номер набран хоть раз. Мои иллюзии, правда, скажут, что был и не раз. Сказки лучше писать с открытым финалом, даже если пишешь «с колес», все изменится, когда я поставлю точку. Слова «я буду с тобой всегда» не бывают неискренними и произносятся от чистого сердца, им нужно верить. Сейчас верить. Я тоже не лгу.
Просто мы не знаем, что такое всегда, мы лишь знаем, что такое время (вчера, сегодня, завтра). Завтра правда будет другой.
Две карты Таро[1]: Ложь и Истина. Вместе. В Древнем Египте посвященный должен был сперва пройти 22 аркана, где противоположные по смыслу картины изображали законы жизни, тайны бытия, располагаясь в нефах попарно – напротив, дополняя и объясняя друг друга, соединившись в общий смысл.
Пожалуйста, никогда–никогда–никогда не думайте о людях плохо. Даже если они неправы и делают все не так, как вам бы хотелось, на то всегда есть внешние обстоятельства непреодолимой силы. Не думайте плохо ни о ком, и тогда рядом с вами будут только лучшие.
День 23
Я не знаю, что заставило меня поменять билеты и приехать в Сочи. Притяжение моря. Незавершенный гештальт. Ощущение, что к Венеции (где мосты уходят под воду) я пока не готова…
Раньше я не понимала, как переводится мужская фраза: «Ты так хороша!».
Теперь знаю: «Я не могу тебя себе позволить» (хочется повторить, но молчу).
Я тоже уже не могу себе позволить ломать жизни, как шоколад. Они дороги мне. Сердце – оно такое, одно сечение всегда поверх другого. Вино с привкусом слез вины. А любовь – как вино: сладкое, пьется легко, но есть тонкая грань – глотни чуть больше и пьяный в хлам. А когда счастлив, чувство вины замолкает.
В конце концов, что плохого в том, чтобы сделать кого–то счастливым?
… А потом запереть дверь в комнату, полную света и счастья, потерять ключи и надеяться, что свет не просочится в мой темный дом сквозь замочную скважину…
Я опять заигралась и проиграла. Но, наверно, если человек привык входить без страха в огонь, его уже ничем не удержишь. Он будет туда рваться снова и снова… Я опять не уберегла его от себя. Можно лишь утешаться: я не меньше изранена.
Говорят, у кочевников было иначе. Собственность на женщину появилась вместе с собственностью на землю: нужно рожать новых работников в поля, каждый из которых – учтен и тоже в собственности. Есть древнее захоронение (26 000 лет назад) на территории современной Чехии (нагорье Долни Вестониче). «Красная троица»: женщина и двое мужчин, посыпанных красной охрой. Считается, это был первый шаг к моногамии: их убили за нарушение племенного уклада, за свободную любовь.
А теперь нам всем уже слишком поздно: Рай закрыт, Ад переполнен.
Остается – жить
или выбирать стихию огня…
Очень часто в книгах и жизни наблюдаю: герои ходят, говорят, что–то делают, чего–то добиваются. Писатели создают сюжет = действие. У меня же одни эмоции. Как описать тонкую вибрацию внутри, пульс времени, стучащий в висках с самого детства? Жажду, которую жизни не хватит, чтоб утолить?
Он говорит, люди все – потребители, а я словно с другой планеты. Да, по жизни я – дегустатор. Просто я знаю, что могу обладать реально лишь тем, что внутри.
Нас с детства приучают к собственности. Мы все боимся, что нас используют, вычерпают, не дав ничего взамен. Но чистая вода никогда не иссякнет. Пейте, хватит на всех. Нельзя обладать вещами, явлениями, природой, людьми, животными, временем… Но то, что происходит вокруг, порой, зажигает столь яркий огонь внутри, что он не погаснет и будет светить даже в самую темную ночь.
У меня нет ни особенной красоты, ни ума, ни таланта, но есть то, что гораздо важнее: страсть к жизни. За это меня и любят так сильно…
День 24
Ржавый корабль на набережной: его последние обломки сегодня штормом снесло в море. Корабль прибило к берегу ранней весной (крушение), незадолго до моего приезда. Теперь его больше нет. Остов таял день ото дня.
Так незаметно за почти месяц проходит целая жизнь.
А я, как этот корабль или 13й исчезающий знак зодиака, стану еще одним – теперь уже чужим – сном.
Я оставила последние розы (алые) в номере. Не могу взять их с собой. Пусть тому, кто чуть позже заселится в мой «Приморский» приют, в этот хмурый день станет вдруг хорошо и радостно на душе.
А я пойду дальше: ветру не нужен дом…
Самолет снова разрежет меня пополам. Раздвоенная реальность, еще одна ветка, где я живу у кого–то внутри. Хотя такие вещи очень часто и говорят над могилой, но кажется мне, это и есть проникновение.
Я тоже буду хранить.
Мой круг снова разомкнулся в спираль: потерять, чтобы обрести в том же самом городе человека с похожей судьбой…, чтобы потерять его снова.
Я попрощалась с Сочи, теперь уже навсегда.
Моя дата 22 октября. Две двойки. Пара лебедей…
Наверно, апрель – это тот же октябрь, только наоборот.
Кажется, я поняла суть времени: его не запереть внутри записной книжки.
Нет ничего на свете мудрее него. Если хочешь получить ответ на свой вопрос, правдивый ответ, нужно научиться ждать.
Но и время тоже двулично. Двойственность символов Таро.
Я стараюсь ехать как можно медленнее, чтобы увидеть оливковые рощи по краям дороги, и в то же время живу взахлеб, боясь не понять, не успеть, не попробовать… как смертник.
14–ю карту – «Время» – изображают в виде Ангела, в руках которого две чаши: серебряная (прошлое) и золотая (будущее). Радужная струя переливается из одной чаши в другую, но направление ее (куда движется время) нельзя увидеть: слишком яркий свет. Ослепление. А льется она в обе стороны. Наше будущее (которого мы не знаем) определяет наше прошлое. Мы – пленники радуги текущего и ускользающего момента, каждый в своем мире, в своем сегодня. Мы не можем ничего изменить.
Отказался бы ты от нашего времени, даже если бы знал все? Думаю, нет.
…Этот Ангел – зверь, который слизывает смолу моего времени во снах. Мне больно.
Сочи, март-апрель 2010
[1] Легенда: Египетские мудрецы посчитали, что добродетель слишком хрупка и слаба, и решили доверить преемственность древних символов пороку, как более сильному и живучему, поэтому нанесли магические символы мистерий на карты (книга Папюса).